Неточные совпадения
Час от часу плененный боле
Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неволе
Предался полною душой.
Он вечно с ней. В ее покое
Они сидят в потемках двое;
Они в саду, рука с рукой,
Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль
край одежды
целовать.
Дайте мне
край вашего платья
поцеловать, дайте! дайте!
И, однако ж, в стороне, шагах в пятнадцати, на
краю бульвара, остановился один господин, которому, по всему видно было, очень бы хотелось тоже подойти к девочке с какими-то
целями.
Шагая взад и вперед по тесной моей комнате, я остановился перед ним и сказал, взглянув на него грозно: «Видно, тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и
целый месяц был на
краю гроба: ты и мать мою хочешь уморить».
Сочинения Содерлендов, Барро, Смитов, Чезов и многих, многих других о Капе образуют
целую литературу, исполненную бескорыстнейших и добросовестнейших разысканий, которые со временем послужат основным камнем полной истории
края.
Ревнивец чрезвычайно скоро (разумеется, после страшной сцены вначале) может и способен простить, например, уже доказанную почти измену, уже виденные им самим объятия и
поцелуи, если бы, например, он в то же время мог как-нибудь увериться, что это было «в последний раз» и что соперник его с этого часа уже исчезнет, уедет на
край земли, или что сам он увезет ее куда-нибудь в такое место, куда уж больше не придет этот страшный соперник.
Несколько дней спустя после этого мы занимались пристрелкой ружей. Людям были розданы патроны и указана
цель для стрельбы с упора. По окончании пристрелки солдаты стали просить разрешения открыть вольную стрельбу. Стреляли они в бутылку, стреляли в белое пятно на дереве, потом в круглый камешек, поставленный на
краю утеса.
Эллинист Печерин побился, побился в страшной русской жизни, не вытерпел и ушел без
цели, без средств, надломленный и больной, в чужие
края, скитался бесприютным сиротой, сделался иезуитским священником и жжет протестантские библии в Ирландии.
Внимание хозяина и гостя задавило меня, он даже написал мелом до половины мой вензель; боже мой, моих сил недостает, ни на кого не могу опереться из тех, которые могли быть опорой; одна — на
краю пропасти, и
целая толпа употребляет все усилия, чтоб столкнуть меня, иногда я устаю, силы слабеют, и нет тебя вблизи, и вдали тебя не видно; но одно воспоминание — и душа встрепенулась, готова снова на бой в доспехах любви».
Об этом Фигнере и Сеславине ходили
целые легенды в Вятке. Он чудеса делал. Раз, не помню по какому поводу, приезжал ли генерал-адъютант какой или министр, полицмейстеру хотелось показать, что он недаром носил уланский мундир и что кольнет шпорой не хуже другого свою лошадь. Для этого он адресовался с просьбой к одному из Машковцевых, богатых купцов того
края, чтоб он ему дал свою серую дорогую верховую лошадь. Машковцев не дал.
Бродский сидел на
краю моей постели, тихо гладил мою голову своей сильной рукой, потом наклонился,
поцеловал меня и потушил свечу.
Певчие, пристыженные и растроганные, первые кинулись к нему,
целовали его руки, ловили
края широких рукавов.
Охватившая весь
край хлебная горячка сказывалась в
целом ряде таких жертв, другие стояли уже на очереди, а третьи готовились к неизбежному концу.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом
краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь
целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Чтоб понять такую странность, надобно принять в соображение огромное пространство Оренбургской губернии: это обширный
край,
целое царство.
В одну из тех минут, когда, с уроком в руке, занимаешься прогулкой по комнате, стараясь ступать только по одним щелям половиц, или пением какого-нибудь несообразного мотива, или размазыванием чернил по
краю стола, или повторением без всякой мысли какого-нибудь изречения — одним словом, в одну из тех минут, когда ум отказывается от работы и воображение, взяв верх, ищет впечатлений, я вышел из классной и без всякой
цели спустился к площадке.
Бежали они в те поры
целыми селеньями, кто в Поморье, кто в Сибирский
край.
Целых восемь лет я вел скитальческую жизнь в глухом
краю.
Не довольствуясь этим завоеванием, Ермак пошел далее, покорил весь
край до Оби и заставил побежденные народы
целовать свою кровавую саблю во имя царя Ивана Васильевича всея Руси.
Его трудно понять; вообще — невеселый человек, он иногда
целую неделю работает молча, точно немой: смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые видя знакомых ему людей. И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит песен. Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. Он согнулся над косо поставленной иконой, доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на
край стола, его тонкая кисть тщательно выписывает темное, отчужденное лицо, сам он тоже темный и отчужденный.
Николай Федорыч, за отсутствием наместника, первое лицо, первая власть в
целом Уфимском
крае, Николай Федорыч, к которому, он и прежде приближался с благоговением, — теперь казался ему чем-то особенно страшным.
Вовсе
целая, только
край отломан.
Мы сделали самый подробный обзор всего Парголова и имели случай видеть
целый ряд сцен дачной жизни. В нескольких местах винтили, на одной даче слышались звуки рояля и доносился певший женский голос, на самом
краю составилась партия в рюхи, причем играли гимназисты, два интендантских чиновника и дьякон. У Пепки чесались руки принять участие в последнем невинном удовольствии, но он не решился быть навязчивым.
Дальнейшее путешествие приняло несколько фантастический характер. Мы очутились на
краю какой-то пропасти. Когда глаз несколько привык к темноте, можно было различить
целый ряд каких-то балок и дядю Петру, перелезавшего через них.
Повертывая кусок кварца перед лампой, Гордей Евстратыч рассмотрел в одном углублении, где желтела засохшая глина,
целый самородок, походивший на небольшой боб; один
край самородка был точно обгрызен.
Портрет хорош, — оригинал-то скверен!
Ну, а вон тот высокий и в усах,
И нарумяненный вдобавок?
Конечно, житель модных лавок,
Любезник отставной и был в чужих
краях?
Конечно, он герой не в деле
И мастерски стреляет в
цель?
Над
краем горы, которая закрывала углубление берега, заменявшее ему
целую родину, он увидел только белую голову дедушки Кондратия, склоненную над чем-то распростертым посреди дороги.
Для этой
цели дедушка выпустил
края крыши, и как можно больше, так что самый косой дождь с трудом достигал до порога двери; так много соломы положено было на крышу, что она утратила свою острокрайнюю форму и представлялась копною или вздутым караваем.
На самом
краю города Верхневолжска, на высоком, обрывистом берегу Волги, стоит белильный завод, принадлежащий первогильдейному купцу миллионеру Копейкину. Завод этот, состоящий из
целого ряда строений деревянных и каменных, закоптелых, грязных снаружи и обнесенных кругом высоким забором, напоминает собою крепость. Мрачно, неприветливо выглядывает он снаружи… острожным холодом веет от него…
Приходили
целыми обществами к нам во двор и шумно заявляли, будто мы, когда косили, захватили
край какой-нибудь не принадлежащей нам Бышеевки или Семенихи; а так как мы еще не знали точно границ нашей земли, то верили на слово и платили штраф; потом же оказывалось, что косили мы правильно.
Вскоре он забыл все мордасовские события, пустился в вихрь светской жизни на Васильевском острове и в Галерной гавани, жуировал, волочился, не отставал от века, влюбился, сделал предложение, съел еще раз отказ и, не переварив его, по ветрености своего характера и от нечего делать, испросил себе место в одной экспедиции, назначавшейся в один из отдаленнейших
краев нашего безбрежнего отечества для ревизии или для какой-то другой
цели, наверное не знаю.
Дно выработки было покрыто слоем липкой грязи, в одном углу стояла
целая лужа мутной воды; на
краю лежал свернутый чекмень и узелок с краюхой черного хлеба.
«О, земля моя родимая,
Край отчизны, снова вижу вас!..
Уж три года протекли с тех пор,
Как расстался я с отечеством.
И те три года за
целый век
Показались мне, несчастному».
Казалось, что там, на
краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой
целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей — разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск.
Муаррон поднимает
край ее платья,
целует ногу.
С разных концов цирка они посылали публике воздушные
поцелуи: он, сидя на трапеции, она, стоя на легком табурете, обитом таким же фиолетовым атласом, какой был на ее рубашке, с золотой бахромой на
краях и с инициалами А и В посредине.
Поляки мужчины страсть как нам этот румынский
край расхваливали: «Там, говорят, куконы, то есть эти молдаванские дамы, — такая краса природы совершенство, как в
целом мире нет.
Делать ей, видно, было совершенно нечего: выйдет она вся в белом или в палевом неглиже, сядет на широких плитах
края веранды под зеленым хмелем, — в черных волосах тюльпан или махровый мак, и гляди на нее хоть
целый день.
Запад пылал
целым пожаром ярко-пурпуровых и огненно-золотых красок; немного выше эти горячие тона переходили в дымно-красные, желтые и оранжевые оттенки, и только извилистые
края прихотливых облаков отливали расплавленным серебром; еще выше смугло-розовое небо незаметно переходило в нежный зеленоватый, почти бирюзовый цвет.
Цирельман и его жена Этля — старая не по летам женщина, изможденная горем и голодной, бродячей жизнью — были бездетны. Они жили на
краю местечка, снимая угол у вдовы сапожника, которая, в свою очередь, нанимала за два рубля
целую комнату, переделанную из яичного склада. В огромной и пустой, как сарай, комнате, вымазанной голубой известкой, стояли прямо на земляном полу не отгороженные никакими занавесками две кровати: у одной стены помещалась вдова с четырехлетней девочкой, а у другой — Цирельман с женой.
Ни конца ни
краю играм и песням… А в ракитовых кустиках в укромных перелесках тихий шепот, страстный, млеющий лепет, отрывистый смех, робкое моленье, замирающие голоса и звучные
поцелуи… Последняя ночь хмелевая!.. В последний раз светлый Ярило простирает свою серебристую ризу, в последний раз осеняет он игривую молодежь золотыми колосьями и алыми цветами мака: «Кошуйтеся [Живите в любви и согласии.], детки, в ладу да в миру, а кто полюбит кого, люби дóвеку, не откидывайся!..» Таково прощальное слово Ярилы…
А что с припевом шли вы
Сквозь
целый русский
край,
Оно теперь не диво,
В весёлый месяц май!
Пока Шишкин читал, а Свитка делал пояснения, он подобрался к раскрытой котомке, из которой чуть-чуть высовывался
край другой подобной же грамоты. Подобравшись и смекнув, что дело тут, кажись, не совсем-то чисто, он под шумок запустил в нее руку и достал
целую пачку «золотых грамот».
По соображениям власти, медлительность и нерешительность ее, ввиду того тревожного, исполненного глухим брожением в народе времени, которое тогда переживалось, могла отозваться
целым рядом беспорядков по обширному
краю, если оказать мало-мальское потворство на первых порах, при первом представившемся случае.
Целый день ехала я по
краю горной стремнины, точно вросшая в седло моего коня… Иногда я понукала его легким движением каблучка и ужасно радовалась, когда дед Магомет оглядывался назад и обнимал всю мою маленькую фигурку ободряющим и в то же время любующимся взглядом.
В комнате Марфы Захаровны угощение шло обычным порядком. К обеду покупщик не приехал, а обед был заказан особенный. Иван Захарыч и Павла Захаровна волновались. Неспокойно себя чувствовал и Первач, и у всех явилось сомнение: не проехал ли Теркин прямо в город.
Целый день в два приема осматривал он с своим „приказчиком“ дальний
край лесной дачи, утром уехали спозаранку и после завтрака тоже исчезли, не взяв с собою таксатора.
Теркин поставил блюдце ягод, откуда он их ел, на
край скамейки, взял ее руку и
поцеловал.
Отца она видела в темноте его чуланчика. Он лежал
целый день в угловой каморке без окон, где кровать приткнута к стене, и между ее
краем и стеклянной дверью меньше полуаршина расстояния. Мать сколько раз упрашивала его перебираться в комнату, где они когда-то спали вместе, но он не соглашался.
Кто не был так издерган за
целый год издательского существования, как я, тот не поймет, чем явилась для меня хотя бы краткая поездка за границу, где я мог прийти в себя, одуматься, осмотреться, восстановить свои силы. А я-за вычетом первого возвращения в мае 1866 года (которое длилось с полгода) — провел «в чужих
краях» более пяти лет, с сентября 1865 по январь 1871 года.
Тут пути обоих расходятся: романист провел своего героя через
целый ряд итогов — и житейских и чисто умственных, закончив его личные испытания любовью. Но главная нить осталась та же: искание высшего интеллектуального развития, а под конец неудовлетворенность такой мозговой эволюцией, потребность в более тесном слиянии с жизнью родного
края, с идеалами общественного деятеля.